ИСТИНА

«Философские этюды» дают повод подумать 1). о природе теоретизирования, теоретического знания как такового, а также 2). о возможных режимах взаимосвязи между социальной теорией и теорией литературного текста. То, что становление реализма в 19 веке и восхождение к славе жанра романа тесно связаны со становлением современного социального знания, - кажется, аксиома. При этом мы, сознаем это или нет, исходим из предпосылки, господствовавшей в социальной теории 19 века, полагая ее достаточной, не опознавая ее проблематичности. Социальное – проблемно-тематический пласт произведения, к его эстетике, форме практически не имеет отношения. Или имеет? Бальзак в своих романах не только "изобрел 19 век" (О. Уайлд), но оставил нам сложный механизм его творческого переизобретения. Провозгласив себя «доктором социальных наук» - задолго до возникновения одноименной академической степени, Бальзак пояснял, что желает сделать для французского общества то же, что Бюффон сделал для зоологии. «Если Бюффон <попытался> в одной книге представить весь животный мир, то почему бы не создать подобного же произведения об Обществе?». Теми же, по сути, средствами – описывая, объясняя и обобщая, сгущая в лица в типы, действия в типические сюжеты, практические наблюдения в теорию. Над обширным фундаментом «этюдов (исследований) о нравах» предполагался объясняющий второй этаж в виде «философских этюдов», а над ним третий, - «аналитических этюдов»: от «следствий» взойти к предсуществующим «причинам», а от них - к «началам» вещей. План «Человеческой комедии» подразумевает стратегию завоевания общественного мира пером и оружием логики, индуктивной и дедуктивной. Этот план, как известно, не осуществился (или осуществился лишь частично): вместо вытянутой по вертикали архитектурной конструкции читатель получил незавершенную и даже откровенно незавершимую подвижную мозаику или (по выражению самого Бальзака) «бесконечный лабиринт». События, образы людей и абрисы вещей сопряжены в нем непредсказуемо, связаны отношениями, возникающими как бы самопроизвольно, неожиданно, на расстоянии. Созидательная и разрушительная энергии перетекают друг в друга и оказываются до странности неразличимы. «Я часто заканчиваю постройку хижины присвете пожара, уничтожающего один из моих домов», – пишет Бальзак Э. Ганской (1838). И жизнь, и творчество предстают как энергетические процессы, принципиально негарантированные: и формы, и порядки в них подвижны, относительны, - трата может стать созданием новых возможностей, инвестицией в будущее, а может и не стать. Теоретиков в мире Бальзака много и все как один неудачники. В повести ШК таковы сам Рафаэль, Растиньяк, антиквар, а также в разной степени ученые, журналисты, врачи и даже куртизанки – все они склонны создавать обобщающие фикции сомнительного толка. Современный социальный мир характеризует тотальная наблюдаемость, предъявленность взгляду, но эта наглядность часто сочетается с непроницаемостью наблюдаемых форм для понимания и совсем не исключает иллюзорности. Освобождение от иллюзии совсем не ведет прямиком к истина, а чаще - в плен новой иллюзии, еще не осознаваемой в качестве таковой. Это внушает мысль, с одной стороны, о тщете теоретизирования, теоретической рефлексии как вида деятельности, а с другой, о призванности к ней современного субъекта.