ИСТИНА

Помимо аффективной составляющей, на которую традиционно обращают внимание исследователи, развитие «мании» в готической прозе романтизма предопределяется дефицитами мышления персонажей - метафизического, спекулятивного, инертного; эту связь можно проследить на примерах хрестоматийных новелл Гофмана и По, родственных в тематическом и мотивном отношении, вплоть до прямых заимствований (напр. Очки/ Пустой дом). Внешняя ситуация, которая дает импульс развитию мании, сама по себе может быть заурядной: в том, что представлялось герою безусловным благом, он обнаруживает непривлекательные черты, некую «ложку дегтя» (отчужденность близких в «Песочном человеке», «Черном коте», а также, вероятно, «Заживо погребенных» и «Овальном портрете», дряхлость, болезненность возлюбленной в «Очках», «Пустом доме», «Беренике», уродство выгодного жениха или покровителя в «Цахесе» и т.д.). Однако, осмыслить парадокс ему не позволяют острая заинтересованность в «благе» и когнитивные ограничения. В частности, «маньяк» категорически отказывается пересматривать закрепившиеся в его сознании «фреймы» ради разрешения эмпирического парадокса. Вместо этого девиантное сознание оспаривает саму двойственность объекта, используя для этого иррациональные в своей основе стратегии, к которым относятся: 1) Сепарация: попытка экстрагировать «благо» из амбивалентного объекта 2) Символическая (конспирологическая) интерпретация: подмена очевидного значения, денотата - символическим, переносным, зашифрованным 3) Отрицание: диссонирующие сигналы признаются иллюзией, misperception 4) Изоляция: герой ограждает себя от двусмысленных феноменов. В рестриктивных реакциях на парадокс проявляется метафизичность, спекулятивность и инертность нездорового (insane) сознания. Оказывая кратковременный и эфемерный эффект, подобный анестезии, они не лечат, но лишь маскируют симптомы болезни, которая затем вспыхивает с новой силой.