ИСТИНА

Лексико-семантическое поле «смерть» в языке немецкой мистики 13-14 веков на примере «Струящегося света Божества» Мехтильды Магдебургской Кровякова Екатерина Евгеньевна Студентка Московского Государственного Университета имени М.В. Ломоносова, Москва, Россия Лексико-семантическое поле ‘смерть’ становилось предметом исследований многих лингвистов, поскольку тема эта является очень многосторонней. В частности, Р. Русяцкене в своей статье, посвященной лексике, обозначающей смерть в древнеанглийской поэзии, отметила, что «тема смерти является одной из ключевых в германской эпической поэзии». [Русяцкене 2004: 273] Можно высказать предположение, что эта тема была одной из ключевых не только в эпической поэзии, но также и в других текстах на германских языках. Большое внимание этому вопросу уделил немецкий лингвист Д. Розенталь, в своей объемной монографии исследовавший семантические, стилистические и ареальные особенности германской лексики со значением «смерть» на основе переводов Евангелия на германские языки, юридических текстов и некоторых древнегерманских текстов, изначально записанных на «народных» языках, не являвшихся переводами с латыни. Несмотря на то, что, по мнению некоторых психологов, социологов и антропологов, сама тема смерти словно «приговаривает нас к молчанию» [Feldmann 1990: 9], доказано, что лексика, относящаяся к данному лексико-семантическому полю в немецком языке невероятно богата и разнообразна [Rosenthal 1984: 28]. Д. Розенталь предпринял попытку описать это разнообразие, не претендуя, однако, на полноту описания, к чему, в силу вышеуказанного разнообразия, не можем стремиться и мы в нашем докладе. В данной работе нам хотелось бы рассказать о функционировании ЛСП ‘смерть’ в мистическом труде Мехтильды Магдебургской «Струящийся свет Божества». Выбор, сделанный в пользу этого труда и немецкой средневековой мистики вообще объясняется тем, что немецкая мистика, как указывал один из ее величайших исследователей К. Ру, имела свой собственный формульный язык. Ру полагал, что мистические тексты даже в большей степени, чем поэтические, отличаются своими особыми средствами выразительности и лексикой [Ruh 1990: 16]. Кроме того, он также высказывал мнение, что тексты средневековой мистики на «народном», то есть на немецком языке в немалой степени обусловили расширение сферы применения этого языка и сыграли свою роль в процессе, в результате которого немецкий язык стал все больше и больше использоваться в религиозной и научной сферах и развиваться как литературный язык. Немецкая мистика как таковая развивается именно на немецком языке, а «вытеснение» латыни «народным» языком происходит в неразрывной связи с явлением так называемой «женской мистики» [Ruh: 17], к которому относится и Мехтильда Магдебургская (ок. 1207 — прим. 1282). Целью данного исследования являлось, насколько это возможно, изучение лексических единиц со значением «смерть» в «Струящемся свете Божества», а именно — определение их количества, разнообразия, этимологии. Нам было интересно установить, «встраиваются» ли эти лексические единицы в концепцию особого «мистического» языка, насколько обогащается или обедняется их семантика в данном контексте. Слова рассматриваемого ЛСП встречаются в тексте «Струящегося света Божества» очень часто (одних слов с основой ‘tot-’ – около 103 на весь массив текста (примерно 1%). При этом от данной основы образуются слова и со значением ‘убивать’, и со значением ‘умирать’, и со значениями ‘мертвый’, ‘смертный ’, ‘бессмертие’: „...das ist pine úber mensclichen tot...“ („Вот мука свыше человеческой смерти...“) [Мехтильда Магдебургская 2014: 42]; „Mich wundert von einem toten, wie mag er blůten?“ („Дивно мне о мертвом, как может Он кровоточить?“) [Мехтильда Магдебургская: 61]; ”Alse du dis hast vollebraht inwendig nach gottes wollust und nach diner sele maht — wan si wirt muede in ir selber, die wile si ist in irme toetlichen lichamen behaft... “ („Когда ты это совершишь внутри по желанию Божию и по мощи души своей — ибо утомится в себе она, покуда в смертном теле заключена...“) [Мехтильда Магдебургская: 189]; „...und des blůmen fruht ist ein untoetlich got und ein toetlich mensche und ein lebende trost des ewigen libes.“ („и того цветка плод — Бессмертный Бог и Смертный Человек, и живое утешение вечной жизни...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014, с. 27]. В то же время мы сталкиваемся с повторяющимися оборотами, которые можно назвать «формулами» со значением «благочестивой», «хорошей» смерти, для которых выбирается слово, образованное от другой основы: „...uferstan von dem tode in einem heligen ende...“ („...воскресшей из мертвых в святой кончине...“) [Мехтильда Магдебургская: 31]; “So mahtu din leben zuo einem guot ende bringen”. („...так жизнь свою к доброй кончине приведешь в том“.) [Мехтильда Магдебургская: 237]. В нашем исследовании мы постарались провести как этимологический, так и стилистический анализ данных и некоторых других лексем и их основ, чтобы не только установить их происхождение, но и их корреляцию с «мистическим» формульным языком. Для начала очертим собственно лексико-семантическое поле смерти из тех средств ее описания, которые встречаются в «Струящемся свете...». Мы посчитали целесообразным разбить их на несколько семантических групп: 1) Средства передачи понятия ´смерть´ 2) Средства передачи семантики ´умирания´ 3) Средства передачи семантики ´убийства´ и ´убийцы´ 4) Средства передачи семантики ´мертвый´ и ´смертный´ 5) Лексемы, описывающие погребение Слова, относящиеся к первой группе, встречаются в труде Мехтильды чаще всего (по нашим подсчетам, они составляют около 35% лексики со значением ´смерть´). Здесь мы чаще всего видим слова с основой ´tot-´, которая этимологически восходит к индоевропейской основе *dhew- 'мертвый', от которой, при помощи абстрактного суффикса -to-, на общегерманском этапе образуется существительное *dauđuz 'смерть' (гот. dauþus; ди. dauđr; да. dēad; дфр. dãd; двн. tõt [Lehmann 1986, 89]): „...mir tete vil sanfter ein menschlich tot“. („...ее же милей человеческая кончина“.) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 61] „...das ist pine úber mensclichen tot...“ („Вот мука свыше человеческой смерти...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 42] Но встречаются и варианты, образованные от других основ, как, например, основа, восходящая к и.-е. *mer-/mor-/mr- (от которой образуются и русские смерть, умирать, умереть, мертвый): „Minne ane bekantnisse dunket die wisen sele ein vinsternisse, bekantnisse ane gebruchunge dunket si ein hellepin, gebruchunge ane mort kan si nit verklagen“ („Любовь без познания кажется мудрой душе тьмой, познание без наслаждения кажется ей адской мукой, наслаждение без смерти не устает она оплакивать“ [Мехтильда Магдебургская, 2014: 27] Интересно отметить, однако, что в подобном значении эта основа выступает в «Струящемся свете...» только один раз, в остальных же случаях лексемы, к ней восходящие, можно отнести к выделенной нами третьей группе, что в принципе типично для германских языков, в определенный момент «определивших» эту, в других и.-е. языках не маркированную отрицательно основу в класс обозначений насильственной смерти. Другой — наиболее частотный — наряду со словами с основой tot- способ передачи семантики ´смерть´ – основа sterb-, восходящая к и.-е. *ster- ´жесткий´, ´твердый´ с билабиальным расширителем. Слова с данной основой отражают внешние, чисто физиологические проявления смерти; они, по сути, довольно нейтральны, немаркированы. “Wurde im sin lip benomen, ich voerhte noch mere, das sin sele zů úns wolte har komen und loesen die sinen; wan das ist verre úber únser maht, das er die lúte in ertriche loeset wider die nature von allerleie pine und sterben”. („Если Его жизни лишить, боюсь еще больше, что душа Его к нам восхочет приступить и Своих освободить; потому что весьма нашу мощь превышает Тот, Кто людей в царстве земном вопреки естеству от смерти во всяческих муках спасает...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 156] Но чаще всего у Мехтильды Магдебургской мы увидим глаголы со значением ´умирать´, образованные от этой основы. Помимо вышеназванных трех основ с достаточно ясной семантикой ´смерти´, мы достаточно часто встречаем в этой роли основу end- „исконная» семантика которой представляется нам, скорее, как «конец», в данном случае – ´кончина´: “...min ende heisset dich viele tragen...” („...исход Мой велит тебе многие тяготы принять...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 74]. По частотности употребления такие лексемы стоят почти наравне с лексемами с основой на tot-. Кроме того, хотя в «Струящемся свете Божества» преобладают прямые упоминания смерти (которые Д. Розенталь называет в своей монографии «вещественно-объективными» [Rosenthal, 1974: 35]), мы видим также и описательные выражения с этой семантикой: Один из таких способов описательной передачи понятия «умереть» – при помощи глагола ´verscheiden´ (s.V., ранее — редупл.): Этимологически восходит к и.-е. *skēi- ´резать´, ´разделять´, ´уходить, расставаться´: двн. firskeidan ´умирать´; лат. scindere ´раскалывать´ грк. Οχίζειν ´разделять´, ´разрывать´, ´разрезать´ лит. skíesti ´разводить, разрежать´, ´разделять´ Получается, что, по своей семантике глагол передает представление о разделении тела с душой: “O minne, vrovwe, hilf du mir, das ich an sinem arme verscheide, da ich mit ime bevangen bin”. (“О любовь, госпожа, помоги мне в объятьях Его отойти, когда Им обымаема я”.) [Мехтильда Магдебургская, 2014, с. 121] С этой же идеей связано употребление выражения `usvart der sele`, в котором префикс us- передает значение ´из´ (и.-е. *ūd- ´вверх´, ´наверх´, ´наружу´, oг. *ūt-), а основа var- идею движения (и.-е. : *per(ǝ)- ´переносить´, ´прорываться´, ´приходить´: грк. Περᾱν ´переносить´, ´проникать, пройти´; ст.слав. pьrati ´лететь вверх´, ´подниматься´ лат. portāre ´нести´ дисл. fara ´двигаться´ гот. faran ´передвигаться´) “Swenne ich gedenken an den tot, so vroewet sich min sele mit grosser craft gegen der usvart...” („Когда я думаю о смерти, то с великой силой радуется душа моя исходу...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014, с. 198] „...und mine sinne bekennent unsprecheliche wunder in der usvart der sele“. („...чувства мои познают несказанные чудеса в исходе души“.) [Мехтильда Магдебургская, 2014, с. 198] Последнее выражение, однако, не всегда заключает в себе семантику ´смерти´, а, скорее, включается в концепт ´unio mystica´. Похожи на предыдущее такие выражения, как „us sinem lichamen komen“, „von sinem lichamen scheiden“, а еще душа может не только `usvarn`, но и ´usgan´: “Aber ich voerhte sere, wie ich us minem lichamen soelle komen” (“Но страшусь я сильно, как из тела моего изойти мне”.) [Мехтильда Магдебургская, 2014, с. 166] “...die hútte mit angest von irme lichamen scheidin...”(„...кои днесь с ужасом от тела своего разлучаются...”) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 170] “Er troestet die heligen cristanheit drie tage und drie naht untz im die sele usgat”. (“Он Святой Церкви три дня и три ночи утешение подает, пока его душа не изойдет“.) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 191] В связи с вышеуказанными выражениями мы перешли уже ко второй группе лексем, которые передают значение «умирания». Кроме уже упомянутых, к числу описательных относится и такое обозначение умирания, как ´entschlafen´, связанное с представлением о смерти как о ´вечном сне´, а, может быть, еще сильнее сопряженное с изначальным значением глагола “schlafen“: Префикс ent- в данном случае обозначает отдаление, удаление (и.-е. *ant- ´передняя сторона´, ´лоб´, ог. *and(a)-) [www.dwds.de] Основа schlaf- восходит к и.-е. основе *lēb-, *lōb-, lāb- cо значением ´вяло свисать´, ог. *slāp- лит. slõbti ´слабеть´; ст.сл. slabъ; рус. слабый; got. slepan ´cпать´ да. slæpan ´спать´ Таким образом, первоначальное значение основы - ´быть слабым, вялым´, оно сохранилось в том числе в прилагательном ´schaff´, и, возможно, описательный глагол со значением ´умереть´ имеет отношение и к нему. „Er lit reht also minneklich menschlich geschaffen, als were in eim himmelschen jubilo geistlich entschlaffen“ („Он лежит прямо, в столь приятном человеческом сотворении, будто он в небесном ликовании упокоился в духовном успении“.) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 124] В то же время необходимо учитывать стилистическую окраску данного выражения. Поскольку в данном случае речь идет об успении святого (Иоанна Крестителя), требуются слова возвышенного стиля, к коим `entschlaffen´ и относится. Описательные выражения используются в «Струящемся свете Божества» не только тогда, когда нужно передать значение «смерти» или «умирания», но и тогда, когда нужно сказать о насильственной смерти. Таким выражением в данном случае выступает ´sin lip benemen´, буквально ´забрать чью-то жизнь, лишить кого-то жизни`: „Wurde im sin lip benomen, ich voerhte noch mere, das sin sele zuo úns wolte har komen und loesen die sinen...“ („Если Его жизни лишить, боюсь еще больше, что душа Его к нам восхочет приступить и Своих освободить...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 156]. Но вернемся ко второй группе лексем. Значение «умирать» чаще всего передается с помощью слов, образованных от основы *sterb- : “Din lichame muesse sterben, din wort muesse verderben...” („...тело твое да умрет, слово твое да прейдет...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 25] “Danke im, wie er sterben wolte dur dine grossen liebin...” („Возблагодари Его, что он Он захотел умереть ради великой любви к тебе... “) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 236] Однако здесь необходимо упомянуть о том, что мы не встречаем у Мехтильды перфектной формы этого глагола, хотя видим и презентную форму “sterben“ и претеритальные формы “starp/sturben“: „Darumbe sturben si nit me...“ („Потому они больше не умерли...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 143] Вместо нее мы наблюдаем следующее: “Ich sag dir mit miner brennenden gotheit und mit miner lebenden menscheit, das sin nature tot ist eines heiligen todes...” („Говорю тебе Моим горящим Божеством и Моим живущим Человечеством, что его естество умерло святой смертью...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 187] Д. Розенталь пишет о том, что такое явление было характерно для исследованных им древневерхненемецких источников, в более поздних текстах встречались как формы “ist tot“, так и формы “ist gestorben“, пока последняя окончательно не вытеснила первую в нововерхненемецкую эпоху. Таким образом, к ранненововерхненемецкому периоду “tot“ потеряло все свои глагольные свойства и сохранилось только в форме прилагательного. [Rosenthal, 1984: ]. Обратимся теперь к третьей выделенной нами группе лексических средств. Практически всё, что связано со смертью насильственной, будет (за редким исключением) передаваться при помощи слов с основой mord-, а также — tot-: “Henkent in also tot hoch úber alle morder, dur das alle, die in ansehent, das si dem cristan gelovben enwichen“. („Так повесьте его мертвого высоко над всеми убийцами, дабы те, кто его увидали, христианской веры бежали“.) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 192] “Ich bat vúr ein sele, der licham wart ermordet in einem súndigen lebenne“. („Я молилась за одну душу, чье тело было убито в греховной жизни“.) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 186] “O gebundens minnevliessen, o getrúwes herzegiessen, o herer licham, der da durch mich getoedet wart...” („О связанное любви излияние, о верное сердца возлияние, о славное Тело, ради меня умерщвленное...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 230] В тексте «Струящегося света...» всего около трех раз встречается понятие «гроб, могила» и всего примерно два раза – «кладбище». Понятие «гроб», «могила» передается существительным „grab“ („grap“): „Si wirt geleit in ein besclossen grab der tieffen demuetekeit...“ („Полагается она в заключенный гроб глубокого смирения...“) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 83] “An dem heren ostertage, do únser losunge also sere geoffenbaret wart, das Jhesus Christus also gewalteklich erstuont und also erlich rumete sin grap...“ („В день Святой Пасхи, когда спасение наше столь ясно явилось, что Иисус Христос с такою властию воскрес и столь преславно гроб Свой покинул...“) Оно восходит к и.-е. основе *ghrebh- со значением ´скрести, рыть, копать´: дисл. Grafa ´копать´, ´хоронить´, grǫf, grǫftr ´могила´ двн. graban ´копать´, begraban ´хоронить´ [Buck C. D., 1949, c. 294] Всего около двух раз в труде Мехтильды мы находим слово “frithof“ – ´кладбище´: „Ich wil in iren frithof setzen ein lieht, da soent si sich bekennen bi“. („Я поставлю на их кладбище свещу, да познают себя при ней“.) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 227] „Er stuont in dem frithofe und hatte vor im die ganzen samenunge also geordenet, als si kommen warent ze klostere“.(„Он стоял на том кладбище, а пред Ним была вся обитель по тому чину, как они прежде в монастырь пришли“.) [Мехтильда Магдебургская, 2014: 227] В слове можно выделить две основы: hof- ´огороженное пространство´ (от и.-е. *kHúp-o-, ог. χufan ´возвышение´) и frīt- (от двн. frīten ´беречь´, ´огораживать´): и.-е. *prāi-, *prǝi-, *prī- ´беречь´, ´любить´: гот. freidjan ´беречь´; двн. vrīten ´оберегать´ [www.dwds.de/?qu=Friedhof], [http://indo-european.info/pokorny-etimological-dictionary/whnjs.html] На основании проведенной работы мы приходим к выводам, что, во-первых, элементы ЛСП ´смерть´ в труде Мехтильды Магдебургской можно рассматривать в аспекте «мистического языка», что, кроме того, к нему относятся определенные формулы, как ´guot ende´, ´heilig ende´, однако однозначно утверждать, что эти стереотипные конструкции принадлежат исключительно языку немецкой средневековой мистики, а не относятся в принципе к кругу христианской риторики о смерти и жизни после смерти, мы не можем, для этого требуется отдельная работа с более широким кругом источников. Во-вторых, рассмотренные нами контексты доказывают, что не только элементы ЛСП ´смерть´ с лексемой ´ende´ у интересовавших нас мистиков могут выступать в специфически-мистических контекстах; «мистическая» смерть может обозначаться и при помощи лексем с основой ´tot-´, ´sterb-´, ´mord-´, а также некоторыми описательными выражениями; ни одна из этих основ, таким образом, не может считаться маркированной по этому признаку, их употребление в таком контексте зависит, скорее всего, от частного дискурса каждого из мистиков. Из этого следует, что на чисто лексическом уровне мы не отмечаем противопоставления «обычной» смерти и смерти «мистической»; подобные противопоставления возникают только благодаря контекстному окружению. Литература Мехтильда Магдебургская. Струящийся свет Божества. Перевод и исследования. / Автор-сост. Н.А. Ганина, пер. со ср.-верх.-нем., комм. Н.А. Ганиной, статьи Н.А. Ганиной, Найджела Ф. Палмера. М. Русяцкене Р. Лексика, обозначающая «смерть», в контексте древнеанглийской поэзии // Слово в перспективе литературной эволюции: К 100-летию М.И. Стеблин-Каменского. – М., 2004. – С. 273-282 Feldmann K. Tod und Gesellschaft: Eine soziologische Betrachtung von Sterben und Tod. Frankfurt am Main, 1990. Ruh K. Geschichte der abendländischen Mystik. Bd. 1. München, 1990 Rosenthal D. Tod: Semantische, stilistische und Wortgeographische Untersuchungen auf Grund germanischer Evangelien- und Rechtstexte (Göteborger germanistische Forschungen). Goeteborg, 1974.